История создания рассказа И.С.Тургенева "Бежин луг" (6 класс). Тургенев бежин луг Бежин луг год написания

  • Дата: 24.11.2022

Несколько слов об Иване Сергеевиче Тургеневе

Как-то так получилось, что Тургенев меня не захватил. Ни одно из его произведений я не перечитывал по своей воле (школьный курс литературы дублировался и углублялся курсом русской литературы в университете, поэтому вторичное знакомство не могло не состояться). Вместе с тем, не могу сказать, что Тургенев мне не нравится: он достаточно сильный писатель, хорошо чувствовавший природу и общественные настроения. Лиризм тоже не был чужд ему: за одно только стихотворение в прозе любой носитель этого языка должен быть благодарен Тургеневу. Однако сказать, что я люблю Тургенева, тоже нельзя.

Вполне возможно, что некоторая холодность по отношению к Тургеневу у меня выработалась после прочтения романа «Отцы и дети», главный герой которого не вызвал у меня ничего, кроме крайне негативных эмоций. Хотя, казалось бы, при чем тут автор… Помнится, мы даже в своеобразную переписку с учительницей литературы вступили: сочинение, в котором я доказывал идейную, моральную, эстетическую и умственную несостоятельность Базарова, заканчивалось так: «Жалко только старичков Базаровых, приходящих на могилу сына. И лягушек ». А учительница Ольга Александровна Шуватова писала мне в комментарии к сочинению: «Тургенев своего героя из противоречий слепил, а у вас он, батенька, плоско негативный ». Хорошая учительница, сейчас уже директор школы, я традиционно заглядываю к ней в гости, когда бываю в родном городе.

Еще помню, что в университетские годы меня поразила фраза лектора о том, что Тургенев «большую часть жизни прожил на краю чужого гнезда ». Не столько сам факт многолетнего сожительства с замужней Полиной Виардо, этакого «брака втроем», что весьма противоестественно (вспомним притчу о чайнике и чашке ), сколько фраза о чужом гнезде меня поразила. Скорее всего, роман Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» я уже читал к тому времени, и в результате было задействовано обширное ассоциативное поле.

Может быть еще и такое, что Тургенев не ощущался мною по-настоящему русским писателем; и дело здесь даже не в том, что он очень много времени проводил за границей: за границей достаточно подолгу жили и Гоголь, и Достоевский, но в их русскости сомнений не возникает. Здесь речь идет, скорее, об образе мысли просвещенного прозападного дворянина, не вполне понимающего народ, но при этом живущего в непосредственной близости от этого народа, рядом, но не вместе, поглядывающего на народ сочувственно, но одновременно и несколько свысока, и в этом положении ощущалась мною какая-то неправда.

Впрочем, Д.И. Писарев со мною бы не согласился: «И.С. Тургенев… - истинный художник, и художник преимущественно русский… Действующие лица повестей и рассказов Тургенева живут одною жизнью с своим автором… В понимании вещей, в складе ума представляемых личностей есть такие оригинальные черты, такие неуловимые, но характеристичные частности, которые вырабатывает только русская жизнь, которые может оценить и подметить только человек, сжившийся с этою жизнью, одаренный тем же национальным складом ума, перечувствовавший на себе интересы и стремления, волновавшие русское общество, и притом перечувствовавший их так, как чувствует и воспринимает их русский человек. Знание русской жизни, и притом знание не книжное, а опытное, вынесенное из действительности, очищенное и осмысленное силою таланта и размышления, оказывается во всех произведениях Тургенева ».

Но вот беда: в западнике Писареве, призывавшем к свержению самодержавия в России, считавшем творчество Пушкина, Лермонтова и Гоголя пройденным этапом, - я вижу гораздо меньше русскости, чем в Тургеневе, а потому панегирик Писарева скорее подтверждает мою мысль, чем опровергает ее. Конечно, нельзя забывать Достоевского с его знаменитой мыслью о широкости русского человека и о том, как выглядит русский нигилист и русский атеист, доходящие в своей пугающей страстности непременно до последних столпов. Но я, да простит меня Федор Михайлович, не считаю западнический ход мысли русской чертой. Западничество, на мой взгляд, - это не проявление широкости русского человека, а проявление нерусскости, далекости от народа. Того народа, с которым Тургенев так плотно соприкасался, но к которому, как и большинство русской интеллигенции, не вполне принадлежал.

Биографию И.С. Тургенева можно прочитать или, чуть более адаптированную для школьников, ; материал из Википедии тоже неплох.

Портретная галерея



Родители И.С. Тургенева: В.П. Тургенева (Лутовинова) и С.Н. Тургенев


И.С. Тургенев в молодости



И.С. Тургенев в зрелости


Групповой портрет русских писателей - членов редколлегии журнала "Современник". Верхний ряд: Л.Н. Толстой, Д.В. Григорович; нижний ряд: И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, А.В. Дружинин, А.Н. Островский, 1856


И.С. Тургенев в старости

Надгробный бюст И.С. Тургенева. Санкт-Петербург, Волковское кладбище

«Бежин луг»

«Бежин луг» - рассказ из цикла «Записки охотника» . В этот цикл входят рассказы, печатавшиеся в 1847-1851 годах в журнале «Современник» и выпущенные отдельным изданием в 1852 году. Окончательный свой состав сборник получил только в издании 1874 года: автор включил в него три новых рассказа, написанных на основе ранних замыслов, в свое время оставшихся нереализованными. Итого в окончательном варианте сборника получилось 25 рассказов. В советскую эпоху широко распространены были «детские» издания сборника, куда включались только избранные рассказы (менее половины канонического состава). В полном своем составе «Записки охотника» печатались только в собраниях сочинений Тургенева.

Рассказ «Бежин луг» впервые был опубликован в 1851 году в журнале «Современник». Рассказ этот весьма популярен: он включался во все «детские» издания «Записок охотника», он включен также в школьную программу по литературе, изучается в 6 классе, и дети не только читали, но и охотно иллюстрировали его. Еще бы, ведь действующие лица рассказа - дети, которые рассказывают страшные истории у ночного костра, это, действительно, и близко им, и интересно.


Иллюстрация Т. Мининой, 15 лет.

Ознакомьтесь, пожалуйста, с текстом рассказа или прослушайте его в аудиоформате

Сюжет рассказа более чем прост. Рассказчик увлекся охотой и заблудился, уже стемнело, и он едва не сорвался с крутого косогора, поскольку заметил его в последний момент. Тогда же он увидел под косогором костер, у которого сидели мальчишки в окружении лошадей, выгнанных в ночное. Рассказчик прилег рядом с костром, чуть в стороне, и слушал, как мальчишки рассказывали страшные истории про нечистую силу, потом заснул, а наутро дети ускакали. Один из мальчиков, как сообщается нам в последнем предложении рассказа, - тот, который слышал призыв утопленника, когда ходил к реке за водой, - вскоре погиб, но не утонул, а расшибся, упав с лошади.

Есть ли здесь повод для разговора и материал для анализа? Есть.


Для начала разберем то, что предшествовало страшным историям детей. Во-первых, весьма поэтичное описание природы и погоды. «В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости ». Природа выглядит спокойно и умиротворенно.

Во-вторых, охота, во время которой рассказчику сопутствовала удача.

«Я нашел и настрелял довольно много дичи; наполненный ягдташ немилосердно резал мне плечо; но уже вечерняя заря погасала, и в воздухе, еще светлом, хотя не озаренном более лучами закатившегося солнца, начинали густеть и разливаться холодные тени, когда я решился, наконец, вернуться к себе домой».

Используем видеофрагмент из фильма «Бирюк» для иллюстрации.

Видеофрагмент 1. Х/ф «Бирюк»

Это была экспозиция рассказа.

1) «Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью; ходить по ней было как-то жутко».

2) «Между тем ночь приближалась и росла, как грозовая туча; казалось, вместе с вечерними парами отовсюду поднималась и даже с вышины лилась темнота».

3) «…поле неясно белело вокруг; за ним, с каждым мгновением надвигаясь, громадными клубами вздымался угрюмый мрак ».

4) «Странное чувство тотчас овладело мной. Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания, - и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось ».

5) «Казалось, отроду не бывал я в таких пустых местах: нигде не мерцал огонек, не слышалось никакого звука. Один пологий холм сменялся другим, поля бесконечно тянулись за полями, кусты словно вставали вдруг из земли перед самым моим носом. Я всё шел и уже собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной ».

Рассказчик словно ведом был некоей колдовской силой, которая закружила его, запутала и чуть было не скинула в страшную бездну. Это можно назвать первой кульминацией рассказа. Но рассказчик устоял на ногах, узнал, наконец, место, в которое попал, и благополучно спустился к костру, горевшему под косогором. Вроде бы, уже и развязка ? Отчасти да, поскольку из главного героя истории он превращается в наблюдателя, но композиция рассказа несколько сложнее, чем две истории (история блужданий и разговор мальчишек у костра), соединенные механически. Истории эти взаимно проникают одна в другую.

«Итак, я лежал под кустиком в стороне и поглядывал на мальчиков », - пишет автор, обозначая позицию рассказчика. Если раньше рассказчик был активен, и даже гиперактивен, то вся последующая его активность свелась к роли наблюдателя-лежебоки. Собственно, это то, о чем я говорил ранее: вроде бы, и чрезвычайно близок автобиографичный рассказчик к народу, а все-таки лежит «под кустиком в стороне». Он даже идет на хитрость и притворяется спящим, чтобы мальчики продолжили разговор, прерванный его появлением. Он как бы продолжает охоту, на этот раз - благородную писательскую охоту за жизненным материалом, которой и я не чужд.


Иллюстрация А.Кузьмина

Не писательским ли взглядом на мир объясняется тургеневская отрешенность, отделенность от народа, нежелание повзаимодействовать на равных? Почему бы рассказчику не поговорить с мальчиками? Он изощряется в наблюдательности и строит предположения (например: «Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы»), но почему бы просто не спросить об этом? Здесь я узнаю себя: я тоже крайне редко задаю вопросы, более полагаясь на собственные наблюдения и догадки.

Но представьте себе ситуацию: человек заблудился, плутал по каким-то колдовским местам, чуть не свалился в бездну - и слышит страшные истории. Почему бы не поучаствовать в разговоре, тематически чрезвычайно близком тому, что им было совсем недавно пережито? Только ли из нежелания вмешиваться, чтобы не расстроить все дело?

Вспомним рассказ А.П. Чехова «Студент» , сюжетно и композиционно чрезвычайно близкий «Бежину лугу».

«Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо. Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле» .

И там, и тут охотник возвращается домой в вечернее время, видит пустынную и мрачную равнину, у реки горит костер, возле него - люди. У Чехова это холодная ночь в страстную пятницу, когда воспоминается распятие Христа, и студент, подойдя к костру и видя простых баб, рассказывает им об отречении Петра, который вот так же грелся у костра, потому что ему было страшно и холодно, и баба плачет, а студент делает вывод: «Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой ».


Иллюстрация В.Н. Русакова

В рассказе Чехова герой ведет себя совсем иначе в той же ситуации: он не наблюдатель, он участник; он идет в народ, и народ понимает его, народ откликается. А у Тургенева ситуация противоположна: рассказчик не откликается на истории мальчишек, хотя они явно соотносятся с недавно им пережитым. Вроде бы, вот они - два конца цепи, о которой размышлял чеховский студент: с одной стороны - история рассказчика, а с другой - история мужика, переданная мальчиком со слов тяти: «Пошел он раз, тятенька говорил, - пошел он, братцы мои, в лес по орехи. Вот пошел он в лес по орехи да и заблудился; зашел - Бог знает куды зашел. Уж он ходил, ходил, братцы мои, - нет! не может найти дороги; а уж ночь на дворе ». Или история другого мужика, которого леший водил: «Вот на днях он у нас мужичка обошел: водил, водил его по лесу, и всё вокруг одной поляны... Едва-те к свету домой добился ».

Тургеневский рассказчик не чувствует себя звеном этой цепи, его не тянет перекреститься, когда он слышит про нечистую силу. И во время его колдовского вояжа не тянуло. Вспомним: «…на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания ». А народ поговорку: «Креститься надо, когда кажется» , - воспринимает как указание к действию. Это видно, например, в истории с русалкой.

«Гаврила-то плотник так и обмер, братцы мои, а она знай хохочет да его всё к себе этак рукой зовет. Уж Гаврила было и встал, послушался было русалки, братцы мои, да, знать, Господь его надоумил: положил-таки на себя крест... А уж как ему было трудно крест-то класть, братцы мои; говорит, рука просто как каменная, не ворочается... Ах ты этакой, а!.. Вот как положил он крест, братцы мои, русалочка-то и смеяться перестала, да вдруг как заплачет...».

Иллюстрация А. Пахомова

Сами ребята тоже знают, как поступать в таких случаях:

«С нами крестная сила! - шепнул Илья».

«- Ах ты, Господи! ах ты, Господи! - проговорили мальчики, крестясь».

Креститься, и вправду, было отчего:

1. Мальчик Ильюша видел и слышал действия домового, живущего на его рабочем месте, а именно, на бумажной фабрике, и описал типичное действие полтергейста: «Вдруг, глядь, у одного чана форма зашевелилась, поднялась, окунулась, походила, походила этак по воздуху, словно кто ею полоскал, да и опять на место. Потом у другого чана крюк снялся с гвоздя да опять на гвоздь; потом будто кто-то к двери пошел да вдруг как закашляет, как заперхает, словно овца какая, да зычно так...»

2. Мальчик Костя со слов отца узнал историю Гаврилы и русалки: «А русалка-то как взговорит ему: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней». Тут она, братцы мои, пропала, а Гавриле тотчас и понятственно стало, как ему из лесу, то есть, выйти...» .

3. Тот же Ильюша рассказал страшную историю про белого барашка, взятого с могилы утопленника; барашек этот заговорил человеческим голосом. И про призрак мертвого барина, который ищет разрыв-травы, чтобы выбраться из могилы. И про лешего знает, который немой, он «только в ладоши хлопает да трещит ». Знает он и о Тришке.

«Тришка - эвто будет такой человек удивительный, который придет; а придет он, когда наступят последние времена. И будет он такой удивительный человек, что его и взять нельзя будет, и ничего ему сделать нельзя будет: такой уж будет удивительный человек… Ну, и будет ходить этот Тришка по селам да по городам; и будет этот Тришка, лукавый человек, соблазнять народ хрестиянский... ну, а сделать ему нельзя будет ничего... Уж такой он будет удивительный, лукавый человек ». Сам Тургенев в примечании писал, что «в поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе ».

4. Павлуша рассказал курьезный случай о том, как за Тришку, который должен придти после светопреставления, приняли человека с огромной головой, и как все перепугались. «А человек-то это шел наш бочар, Вавила: жбан себе новый купил да на голову пустой жбан и надел» .

5. Были еще рассказы об утопленниках, которые зовут живых к себе.

Каков же выход из этого положения? Как, кроме крестного знамения, можно утихомирить распоясавшуюся нечисть?

«- Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки, - раздался вдруг детский голос Вани, - гляньте на Божьи звездочки, - что пчелки роятся!

Он выставил свое свежее личико из-под рогожи, оперся на кулачок и медленно поднял кверху свои большие тихие глаза. Глаза всех мальчиков поднялись к небу и не скоро опустились ».

Мир как Божие творение прекрасен, особенно это касается звездного неба, и устремить взор горе, взглянуть в направлении горнего мира - хороший способ отвлечься от козней лесной нечисти.

Именно этот момент, а не храбрую вылазку Павлуши в поисках волков, я бы назвал второй кульминацией. Если первая кульминация открыла герою страшную бездну, то вторая - «Божьи звездочки», но не герою, а мальчикам: рассказчик смотрел не на небо, а на мальчиков, которые смотрят на небо, и в этом серьезная разница.

Развязка же грустная: Павлуша идет за водой и слышит, как его зовет из-под воды мальчик, утонувший там. Ильюша говорит, что это дурная примета, на что Павел отвечает, что своей судьбы не минуешь. Он, и вправду, не миновал своей судьбы и в тот же год умер, но не утонул, а убился, упав с лошади.

Есть и еще более грустная развязка. Это фильм С.М. Эйзенштейна «Бежин луг» (1935) , утраченный и восстановленный отчасти в виде фотографий. Это фильм не по Тургеневу, хотя и в нем есть эпизод, где мальчишки в ночном сидят у костра.

Видеофрагмент 2. Х/ф «Бежин луг»

В этом фильме показано, в частности, «изъятие церковных ценностей» теми людьми, которым положено было бы эти ценности защищать, - русскими людьми, крестьянами, отнюдь не выглядящими татями. Люди счастливы и веселы, кощунствуя в храме, есть среди них и дети… Как это диссонирует с образами русских детей, обрисованных в «Бежином луге»! Не думаю, что Тургенев был бы рад, увидев эти кадры. Думаю, что он бы согласился, несмотря на весь свой либерализм и просвещенность, что креститься при соприкосновении с нечистью - это гораздо лучше, чем плясать под ее дудку.

Видеофрагмент 3. Х/ф «Бежин луг»


Медиафайлы на Викискладе

История создания и публикации

Лето и часть осени 1846 года Тургенев провёл в Спасском-Лутовинове . Писатель почти не прикасался к перу, зато много охотился; его постоянным спутником был егерь Чернского уезда Афанасий Алифанов. Выехав в середине октября в Петербург, писатель узнал, что в «Современнике» произошли изменения: журнал приобретён Некрасовым и Иваном Панаевым . Новая редакция попросила Тургенева «наполнить отдел смеси в первом номере» .

Рассказ «Хорь и Калиныч», написанный для первого номера, вышел в январском выпуске «Современника» (1847). Подзаголовок «Из записок охотника», давший название всему циклу, был предложен Панаевым . Поначалу Тургенев не слишком отчётливо видел ракурс будущего произведения: «кристаллизация замысла» шла постепенно :

В 1852 году «Записки охотника» вышли отдельной книгой. Её выход имел последствия для чиновника цензурного ведомства Владимира Львова , давшего разрешение на выпуск сборника. Львова сняли с должности, а для его коллег было издано специальное распоряжение с указанием: «Так как статьи, которые первоначально не представляли ничего противного цензурным правилам, могут иногда получить в соединении и сближении направление предосудительное, то необходимо, чтобы цензура не иначе позволяла к печатанию подобные полные издания, как при рассмотрении их в целости» .

Список рассказов и первые публикации

  • Хорь и Калиныч (Современник, 1847, № 1, отд. «Смесь», с. 55-64)
  • Ермолай и мельничиха (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 130-141)
  • Малиновая вода (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 148-157)
  • Уездный лекарь (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 157-165)
  • Мой сосед Радилов (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 141-148)
  • Однодворец Овсянников (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 148-165)
  • Льгов (Современник, 1847, № 5, отд. Г, с. 165-176)
  • Бежин луг (Современник, 1851, № 2, отд. I, с. 319-338)
  • Касьян с Красивой мечи (Современник, 1851, № 3, отд. I, с. 121-140)
  • Бурмистр (Современник, 1847, № 10, отд. I, с. 197-209)
  • Контора (Современник, 1847, No 10, отд. I, с. 210-226)
  • Бирюк (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 166-173)
  • Два помещика (Записки охотника. Сочинение Ивана Тургенева. М., 1852. Ч. I-II. С. 21-40)
  • Лебедянь (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 173-185)
  • Татьяна Борисовна и её племянник (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 186-197)
  • Смерть (Современник, 1848, № 2. отд. I, с. 197-298)
  • Певцы (Современник, 1850, № 11, отд. I, с. 97-114)
  • Петр Петрович Каратаев (Современник, 1847, No 2, отд. I, с. 197-212)
  • Свидание (Современник, 1850, № 11, отд. I, с. 114-122)
  • Гамлет Щигровского уезда (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 275-292)
  • Чертопханов и Недопюскин (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 292-309)
  • Конец Чертопханова (Bестник Eвропы, 1872, № 11, с. 5-46)
  • Живые мощи (Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии. СПб., 1874. - С. 65-79)
  • Стучит! (Сочинения И. С. Тургенева (1844-1874). М.: изд. братьев Салаевых, 1874. Ч. I. - С. 509-531)
  • Лес и степь (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 309-314)

Книгу открывает очерк «Хорь и Калиныч», в котором автор рассказывает о двух мужиках, встретившихся ему в Жиздринском уезде Орловской губернии . Один из них - Хорь - после пожара поселился со своим семейством далеко в лесу, промышлял торговлей, исправно платил барину оброк и слыл «административной головой» и «рационалистом». Идеалист Калиныч, напротив, витал в облаках, побаивался даже собственной жены, перед барином благоговел, нрав имел кроткий; в то же время он мог заговаривать кровь, избавлял от страхов, имел власть над пчёлами. Новые знакомые очень заинтересовали рассказчика; он с удовольствием слушал разговоры столь непохожих друг на друга людей.

Безалаберному охотнику («Ермолай и мельничиха») барин разрешил жить где угодно при условии, что тот будет ежемесячно приносить ему на кухню две пары тетеревов и куропаток . Рассказчику довелось заночевать вместе с Ермолаем в доме мельника. В его жене Арине Петровне можно было угадать дворовую женщину; выяснилось, что она долго жила в Петербурге , служила горничной в богатом доме и была у барыни на хорошем счету. Когда же Арина попросила у хозяев разрешения выйти замуж за лакея Петрушку, барыня приказала остричь девушку и отправить в деревню, лакей был отправлен в солдаты . Местный мельник, выкупив красавицу, взял её в жёны.

Встреча с доктором («Уездный лекарь») позволила автору записать историю безнадёжной любви. Приехав однажды по вызову в дом небогатой помещицы, медик увидел пребывающую в лихорадке девушку. Попытки спасти больную успехом не увенчались; проведя с Александрой Андреевной все её последние дни, доктор и спустя годы не смог забыть того отчаянного бессилия, которое возникает, когда не можешь удержать в руках чужую жизнь.

Помещик Радилов («Мой сосед Радилов») производил впечатление человека, вся душа которого «ушла на время внутрь». В течение трёх лет он был счастлив в браке. Когда жена умерла от родов, сердце его «словно окаменело». Теперь он жил с матушкой и Ольгой - сестрой покойной жены. Взгляд Ольги, когда помещик делился с охотником своими воспоминаниями, показался странным: на лице девушки были написаны и сострадание, и ревность. Через неделю рассказчик узнал, что Радилов вместе с золовкой уехал в неизвестном направлении.

Судьба орловского помещика по фамилии Лёжень («Однодворец Овсяников») сделала крутой вираж во время Отечественной войны . Вместе с наполеоновской армией он вошёл в Россию, но на обратном пути попал в руки смоленских мужиков, которые решили утопить «францюзя» в проруби. Лёженя спас проезжавший мимо помещик: он как раз искал для своих дочерей учителя музыки и французского языка. Передохнув и отогревшись, пленный переехал к другому господину; в его доме он влюбился в молоденькую воспитанницу, женился, поступил на службу и вышел в дворяне.

Ребятишки, отправившиеся ночью стеречь табун («Бежин луг»), до рассвета рассказывали истории про домового , который водится на фабрике; про слободского плотника Гаврилу, ставшего невесёлым после встречи с русалкой ; про безумную Акулину, «испорченную водяным ». Один из подростков, Павел, отправился за водой, а по возвращении сообщил, что слышал голос Васи - мальчика, утонувшего в речке. Ребята решили, что это плохая примета. Вскоре Павел погиб, упав с лошади.

Мелкопоместному дворянину («Пётр Петрович Каратаев») приглянулась крепостная девушка Матрёна, принадлежавшая богатой помещице Марье Ильиничне. Попытки выкупить симпатичную певунью ни к чему не привели: старая барыня, напротив, отправила «холопку» в степную деревню. Отыскав девушку, Каратаев устроил для неё побег. Несколько месяцев возлюбленные были счастливы. Идиллия закончилась после того, как помещица узнала, где прячется беглянка. Пошли жалобы исправнику , Пётр Петрович начал нервничать. В один из дней Матрёна, поняв, что спокойной жизни больше не будет, отправилась к барыне и «выдала себя».

Отзывы

«Бурмистр». Иллюстрация Елизаветы Бём. 1883

По словам Белинского, подготовившего обзорную статью «Взгляд на русскую литературу 1847 года», рассказы из цикла «Записки охотника» неравноценны по художественным достоинствам; среди них есть более сильные, есть - менее. В то же время критик признал, что «между ними нет ни одного, который бы чем-нибудь не был интересен, занимателен и поучителен». Лучшим из рассказов Белинский считал «Хоря и Калиныча»; за ним следовали «Бурмистр», «Однодворец Овсяников» и «Контора» .

Собственноручный рисунок Тургенева к рассказу «Гамлет Щигровского уезда»

Некрасов в одном из писем указал на сходство «Записок охотника» с толстовским рассказом «Рубка леса », который готовился к печати на страницах «Современника» и был посвящён Тургеневу :

В ряду откликов особняком стояло мнение очеркиста Василия Боткина , который обнаружил в «Хоре и Калиныче» некую «придуманность»: «Это - идиллия, а не характеристика двух русских мужиков» .

Художественные особенности

Образы героев

По мнению исследователей, крестьяне Хорь и Калиныч являются носителями «наиболее типичных особенностей русского национального характера». Прототипом Хоря был крепостной крестьянин, отличавшийся мощью, проницательностью и «необыкновенным радушием». Он знал грамоту, и когда Тургенев прислал ему рассказ, «старик с гордостью его перечитывал». Об этом крестьянине упоминал и Афанасий Фет ; в 1862 году во время тетеревиной охоты он остановился в домике Хоря и заночевал там :

Если Хорь - «человек положительный, практический», то Калиныч относится к числу романтиков, «людей восторженных и мечтательных». Это проявляется в его бережном отношении к природе и задушевным песням; когда Калиныч запевал, даже «прагматик» Хорь не мог удержаться и после недолгой паузы подхватывал песню .

Арина, героиня рассказа «Ермолай и мельничиха», не пытается вызвать жалость у гостей, засидевшихся вечером в её доме. Однако рассказчик понимает, что и помещица, не разрешившая девушке выйти замуж за Петрушу, и «постылый мельник», выкупивший её, стали для женщины причиной горьких переживаний .

Для Матрёны, крепостной девушки, любовь помещика становится серьёзным испытанием («Пётр Петрович Каратаев»). Любя и жалея Каратаева, она сначала решилась на побег от барыни, а затем к ней же и вернулась. В этом поступке Матрёны, стремящейся избавить Петра Петровича от затеянных её хозяйкой судебных преследований, исследователи видят «подвиг самоотвержения и бескорыстия» .

В очерке «Бежин луг» зафиксировались народные поэтические вымыслы о домовых, русалках, леших; автор не скрывает удивления от одарённости крестьянских детей, в устных историях которых услышанные от взрослых легенды и сказки гармонично переплетаются с впечатлениями от природы. Столь же сильный душевный отклик вызвал в рассказчике голос Якова («Певцы»): в нём слышны были «и страсть, и молодость, и сила, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь» .

Язык и стиль

Стремление Тургенева включить в «Записки охотника» местные наречия вызвало разноречивую реакцию; так, Белинский в письме Анненкову отмечал, что писатель «пересаливает в употреблении слов орловского языка»; по мнению критика, используемое в рассказе «Контора» слово «зеленя» «столь же бессмысленно», как и «лесеня» и «хлебеня» .

«Kасьян с Красивой Мечи». Ранее 1880

Точно так же протестовал против употребления диалектизмов публицист Иван Аксаков ; его претензии касались не только Тургенева, но и других авторов :

Григорович , желая вывести на сцену русского мужика, заставляет его говорить рязанским наречием, вы - орловским, Даль - винегретом из всех наречий. Думая уловить русскую речь, вы улавливаете местное наречие.

Исследователи отмечают, что местный говор необходим был Тургеневу в тех рассказах, где даётся описание крестьян и дворовых («Хорь и Калиныч», «Малиновая вода», «Льгов», «Бирюк», «Бежин луг»). Слова, которые писатель называл «своебытными», отражали орловский колорит и были нужны для демонстрации житейской наблюдательности персонажей. Отсюда - местная лексика: «живалый», «лядащий», «притулился», «лотошил», «гляделки» .

Столь же важной Тургенев считал и «народную географию»: в «Записках охотника» есть родник Малиновая вода , овраг Кобылий верх ; в рассказах упоминается множество сёл с «социально-бытовыми названиями»: Худобубново, Голоплеки, Колотовка, Бессоново, Колобродово .

Тургеневские сравнения идут от непосредственного наблюдения за животными и птицами, поэтому поведение людей в «Записках охотника» порой напоминает повадки животных: «Ловили Ермолая, как зайца в поле », «Он просидел три дня в уголку, как раненая птица » .

Отмечено также тяготение писателя к поэтическим метафорам («Начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь») и гиперболам («Бурмистр из мужиков, с бородой во весь тулуп ») .

Образ рассказчика

Рассказчик в «Записках охотника» является не только полноправным участником событий, но и своеобразным проводником, прокладывающим дорогу от персонажей к читателям. Иногда он просто слушает (вариант: подслушивает) беседы своих героев («Контора», «Свидание»); порой задаёт наводящие вопросы «для поддержания разговора» («Хорь и Калиныч», «Касьян с Красивой Мечи»); реже - сам участвует в той или иной истории. (Так, в рассказе «Бирюк» он предлагает леснику деньги за дерево, срубленное незнакомым мужиком.) Этот художественный приём необходим Тургеневу для «активности творческого воображения читателя» :

В некоторых очерках замечен приём «живой беседы»: рассказчик обращается к читателю, приглашает его «принять участие в поездке» («Со скрипом отворяется воротище… Трогай! перед нами деревня» ). Дорожные впечатления, которыми он делится с читателями, полны деталей: «Вот вы сели», «Вы едете мимо церкви, с горы направо, через плотину» . Задушевная интонация присутствует постоянно; ею завершается и заключительный рассказ («Лес и степь»): «Однако - пора кончать. <…> Прощайте, читатель; желаю вам постоянного благополучия» .

Пейзаж

Пейзаж, создающий картину ясного летнего дня, включён в рассказ «Бежин луг»; утреннее пробуждение земли - в «Живые мощи» . В обоих случаях описание природы предваряет основную тему и создаёт необходимое настроение . По мнению Пигарёва, «трепетная гамма», присущая пейзажным зарисовкам Тургенева, близка работам Коро , которого искусствовед Михаил Алпатов назвал «певцом предрассветной мглы и гаснущих туманов»; в то же время «колористическая палитра» автора «Записок охотника» насыщеннее, чем у французского художника .

Экранизации

  • 1935 - «Бежин луг » - фильм С. Эйзенштейна , утрачен
  • 1971 - «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова » (по мотивам рассказов «Чертопханов и Недопюскин», «Конец Чертопханова» и "Певцы")
  • 1977 - «

05.01.2020 15:29:00

«И сегодня приходят люди к берегам Снежеди на Бежин луг, без которого трудно представить Россию».
В февральской книжке журнала «Современник» за 1851 год вышел рассказ И.С. Тургенева «Бежин луг». Известно, что события рассказа происходили на берегах реки Снежедь в Чернском уезде Тульской губернии.
Снежедь считается одной из красивейших малых рек средней полосы России. Протекает она с северо-востока на юго-запад почти через весь Чернский район. Протяженность ее составляет 74 км.
Первое описание реки Снежедь встречается в «Книге Большому Чертежу» за 1627 год: «А ниже Мценска пала в Зушу 15 верст речка Снежедь, а вытекла речка Снежедь из Куликова поля, из-под Новосильские дороги, что лежит дорога с Ливен и из Новосили на старую Крапивну от Черни верст в 12».
В этом же году среди помещиков на Снежеди упоминаются Лутовиновы: «За Первым Степановым сыном Лутовиновым, жеребей деревни Парахиной Акулининское тож, по обе стороны речки Снежеди, пашни паханные добрые, сена по реке по Снежеду сто сорок пять копен». Усадьба, которой владел Лутовинов, находилась недалеко от Снежеди, на Хвощеватом верху, а «для хоромного и дровяного лесу» ему предписывалось «въезжать в большой в Черный лес».
В том же 1627 году другой Лутовинов, Марк Трофимович, получил в поместье деревню Чаплыгино, что на речке Малом Снежеде, правом притоке Снежеди. В 1766 году деревню Чаплыгино купил у своего племянника, надворного советника Ивана Кирилловича Лутовинова, капитан лейб-гвардии Преображенского полка Иван Андреевич Лутовинов, и деревня получила второе название – Ивановское.
В 1833 году деревня Чаплыгино (Ивановское тож) принадлежала Варваре Петровне Тургеневой и находилась «на левой стороне речки Малого Снежеда на коей пруд, дом господский деревянный и сад с плодовитыми деревьями. При сельце мучная мельница об одном поставе». За ней же 15 дворов с 66 душами мужского и 72 душами женского пола.
Деревня Чаплыгино – это не что иное, как сельцо Колотовка, описанное И.С. Тургеневым в рассказе «Певцы». Е.Н. Левина в работе «Образ матери писателя в цикле рассказов «Записки охотника» («Спасский вестник» №11) справедливо предполагает, что В.П. Тургенева могла послужить прообразом помещицы Стрыганихи в рассказе «Певцы».
На плане Генерального межевания 1778 года территория современного Бежина луга указана так: «Рудинская пустошь Бригадира Ивана Андреевича Лутовинова». Прилегающую к лугу «пустошь Федотову, что под Руденским болотом», бригадир Иван Андреевич Лутовинов купил в 1782 году у секунд-майора Николая Петровича Протасова.
Все эти землевладения перешли затем к Варваре Петровне Тургеневой, матери писателя. В «Экономических примечаниях Чернского уезда» за 1833 год встречаем первое подробное описание Бежина луга: «Пустошь Рудинская, что под Руденским болотом, Полковницы Варвары Петровой дочери Тургеневой. Речки Снежеди на правой стороне. Пашни 37 десятин, сенных покосов – 22 десятины, лесу – 10 десятин, неудобных мест – 2 десятины 20 сажень, всего 71 десятина 1833 сажени. Земля серо-глинистая, на коей из посева родится лучше рожь, овес, греча, просо и пшеница, а прочий хлеб и сенные покосы средственны, лес дровяной, ивовый, осиновый и березовый, в нем звери, зайцы, волки, птицы, тетерева и разного рода мелкие, в полях перепела и жаворонки».
Как видим, топоним Бежин луг не встречается в официальных документах, нет такого названия и на топографических картах. В советский период выдвигалось предположение о том, что Бежин луг служил пристанищем для беглых крепостных крестьян и поэтому получил такое название. Но это предположение малоубедительно – среди местных жителей не сохранилось никаких преданий о том, что Бежин луг был местом сбора беглых крестьян. Нет тому и документальных подтверждений. Более предпочтительно предположение тургеневеда Н.М. Чернова, что луг назван по фамилии некогда бывшего владельца, но и среди владельцев луга помещики Бежины не встречаются.
В пяти верстах от Бежина луга находилась деревня Бежина, принадлежавшая коллежскому регистратору Николаю Петровичу Сухотину, родственнику Тургеневых. А рядом с деревней находился большой кусок земли, который носил название пустоши Бежиной или Бежин верх, и принадлежала та земля Варваре Петровне Тургеневой.
И.С. Тургенев не мог об этом не знать, так как за деревней Бежино начинались знаменитые Троицкие леса, где неоднократно охотился писатель.
Исходя из этого, можно предположить, что И.С.Тургенев сознательно поменял некрасивое название луга Рудинское болото на более благозвучное Бежин луг, и название это прижилось.
По раздельному акту между братьями Бежин луг в 1855 году отошел к Николаю Сергеевичу Тургеневу. Бежин луг встречается в переписке Н.С. Тургенева с управляющим Порфирием Константиновичем Маляревским. В письме от 3 июля 1876 года П.К. Маляревский сообщает о буре в селе Тургенево 1 июля 1876 года: «Многоуважаемый и многолюбимый дядя Николай Сергеевич. Долго-долго не было дождя – жара стояла ужасающая. Часа в 3 дня по направлению от Черни встала смоляная туча. К шести ее ветром разорвало надвое, и половинки пошли в обход Тургенева. Правая половина тучи, зайдя от Бежина луга, вдруг ринулась с страшным ветром к левой уже ушедшей половине… Все разразилось над Тургеневым и ушло над котловиною Снежеда с его оврагами… У меня были совершенно скошены Стрелица и Бежин. На Малом Снежедке прошло все благополучно, но на Большом скошенного сена как не бывало. На Петровской мельнице утонул сам мельник и тургеневский крестьянин Кирила Павлов».
После смерти Н.С. Тургенева Бежин луг, славившийся заливными лугами и лесными выгонами, принадлежал родственнику Тургеневых Порфирию Константиновичу Малярев-скому, а затем его дочери Анне Порфирьевне Лауриц.
В 1908 году общество крестьян деревни Стекольная Слободка через земельный банк выкупило Бежин луг у прежних хозяев. В первые годы советской власти территория Бежина луга входила в колхоз «Венера», и площадь его равнялась, примерно, 30 гектарам.
Но на беду Бежина луга в его холмах нашли залежи известняка, который без дальнейшей переработки шел на строительство дорог. Первые попытки разработки гравийного карьера относятся к 1930-м годам. Активно карьер на Бежином луге стали осваивать после Великой Отечественной войны, когда начались большие восстановительные работы. Самый пик работ относится к 1960-м – началу 1970-х годов. Только за 1971 год Чернским дорожным управлением с Бежина луга было вывезено 12 тысяч кубометров гравия.
Попытка прекратить разработку карьера на Бежином лугу относится к 1969 году, когда Тульский облисполком принимает решение о признании Бежина луга памятником местного значения (таковым он и числится до сего времени).
Выход из создавшегося положения был найден очень простой: территорию Бежина луга сократили с 60 до 18,5 гектара, т.е. до территории собственно луга. Лугу присвоили название «Культурное пастбище №7 колхоза имени И.С. Тургенева», а карьеру дали название «Карьер Бежин луг» и продолжили добывать гравий.
Только 8 января 1973 года постановлением Чернского РК КПСС разработку карьера на Бежином лугу решили прекратить. И тут же решили Бежин луг благоустроить – гусеничными тракторами спланировали его территорию, через весь луг прокопали траншею для устройства поливных полей, посадили деревья на его склонах.
Но остановить трагедию Бежина луга было уже поздно. Потоки песка, глины и щебня, устремившиеся из гравийного карьера на Бежин луг, нарушили естественную дренажную систему, луг начал заболачиваться.
Учитель-краевед А.Ф. Поляков писал, что именно «сочетание воды, леса, луга и холмов создавали славу Бежина луга». Нынешний Бежин луг, конечно, мало напоминает тургеневский. Мельниц на Снежеди, что обеспечивали ее ширину, нет, лес вокруг Бежина луга вырубили, гравийный карьер уничтожил высокие холмы. Все это привело к тому, что даже у тургеневедов появились сомнения: «А этот ли луг – Бежин?».
Игорь Смольников в своей книге «Середина столетия» (1977 год) написал: «На самом деле луг вовсе не огромный, река Снежедь отнюдь не поражала шириной, «страшных бездн» тоже нигде не замечалось».
В отличие от И. Смольникова Яков Хелемский, побывавший на Бежином лугу летом 1943 года, писал: «А в дни всенародной беды все, что пленяло в классических описаниях, наяву и с особой силой вливалось в душу, облагораживало и укрепляло ее, – это память о Бежином луге».
В. Зайцев

Широкой кистью рисовал многие бытовые черты современного ему крестьянства, останавливаясь на тех сторонах его жизни, которые наиболее бросались в глаза. Так, в повести «Бежин Луг » из сборника «Записки охотника» изобразил он невежество русской деревни, с её верою в приметы, предчувствия, – словом, с тем суеверным мистицизмом, который граничит еще с языческим представлением о жизни природы.

Рассказы о домовом, лешем, водяном, о русалках, об оборотничестве, о таинственных голосах и привидениях, – рассказа, вложенные в уста крестьянских детей, рассказанные ночью, у трепещущего огнем костра – полны своеобразной мистической прелести. Дети верят тому, что рассказывают сами, и таинственная обстановка, в которой происходит их своеобразная беседа, покоряет воображение читателя, увлекает и его за собой в чудесный мир народных верований... Автору удалось удивительно верно уловить настроения ночной природы, в которых некоторую роль всегда играет таинственное чувство страха. Это мистически приподнятое настроение возбуждает фантазию детей и помогает им с особой силой творить соответствующие образы.

И. С. Тургенев. Бежин луг. Аудиокнига

Все рассказчики обрисованы, в психологическом отношении, удивительно тонко; в их детских лицах уже намечаются все те черты, которые, со временем, разовьются и в зрелом возрасте резко определят их. Один из мальчиков, Павлуша – самый зрелый в умственном отношении; подобно Хорю , он – натура уравновешенная, человек ума, способный ко многому отнестись критически, с лукавым здравомыслием. В нем намечается уже будущий работник, спокойно, без страха смотрящий в жизнь.

Этому спокойствию особенно способствует тот «фатализм», который укрепляет его душу несокрушимою верою в то, что «от судьбы не уйдешь». Когда все его товарищи, запуганные рассказами и впечатлениями ночи и непонятным лаем собаки, – совершенно растерялись, он один, с хворостиной в руках, идет в ночную тьму разузнать причины беспокойства. Это стремление всему найти естественную причину, и, в то же время, отсутствие страха перед «судьбой» – характерная черта его трезвого ума.

В лице Ильюши вывел Тургенев человека, рабски покорившегося всем, самым нелепым представлениям народного мистицизма: он знает множество фантастических поверий, верит в сны, в приметы, – словом, являет собою яркий образец народного невежества, в самой дикой, нелепой его форме.

В рассказах третьего мальчика, Кости, эта вера в фантастические образы принимает несколько иной характер, – он умеет прочувствовать красоту всех этих народных представлений, – он является поэтом-мистиком.

В своей повести Тургенев дает понять, сколько зла причиняет темному деревенскому люду его невежество, сколько жертв приносит необразованный люд своему дикому суеверию: плотник Гаврила, увидевший русалку, стал томиться какой-то тяжелой думой; баба Ульяна ночью на паперти увидела своего «двойника», поверила тому, что умрет скоро, и до такой степени прониклась ожиданием, что действительно умерла. Красавица-Акулина сошла с ума, увидев водяного. Приметы, предчувствия, таинственные, зовущие голоса, – все это тяжелым гнетом лежит на темном человеке и жизнь его делает «несвободной»...

Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце - не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное - мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится а лиловый ее туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованого серебра… Но вот опять хлынули играющие лучи, - и весело и величава, словно взлетая, поднимается могучее светило. Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Цвет небосклона, легкий, бледно-лиловый, не изменяется во весь день и кругом одинаков; нигде не темнеет, не густеет гроза; разве кое-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь. К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда. В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости. В такие дни жар бывает иногда весьма силен, иногда даже «парит» по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной, и вихри-круговороты - несомненный признак постоянной погоды - высокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню. В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой; даже за час до ночи вы не чувствуете сырости. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба…

В такой точно день охотился я однажды за тетеревами в Чернском уезде, Тульской губернии. Я нашел и настрелял довольно много дичи; наполненный ягдташ немилосердно резал мне плечо; но уже вечерняя заря погасала, и в воздухе, еще светлом, хотя не озаренном более лучами закатившегося солнца, начинали густеть и разливаться холодные тени, когда я решился наконец вернуться к себе домой. Быстрыми шагами прошел я длинную «площадь» кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью в отдалении, увидал совершенно другие, мне не известные места. У ног моих тянулась узкая долина; прямо, напротив, крутой стеной возвышался частый осинник. Я остановился в недоумении, оглянулся… «Эге! - подумал я, - да это я совсем не туда попал: я слишком забрал вправо», - и, сам дивясь своей ошибке, проворно спустился с холма. Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью; ходить по ней было как-то жутко. Я поскорей выкарабкался на другую сторону и пошел, забирая влево, вдоль осинника. Летучие мыши уже носились над его заснувшими верхушками, таинственно кружась и дрожа на смутно-ясном небе; резво и прямо пролетел в вышине запоздалый ястребок, спеша в свое гнездо. «Вот как только я выйду на тог угол, - думал я про себя, - тут сейчас и будет дорога, а с версту крюку я дал!»

Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними, далеко-далеко, виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! - воскликнул я наконец, - точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно»! Теперь опять нужно вправо взять».

Я пошел вправо, через кусты. Между тем ночь приближалась и росла, как грозовая туча; казалось, вместе с вечерними парами отовсюду поднималась и даже с вышины лилась темнота. Мне попалась какая-то неторная, заросшая дорожка; я отправился по ней, внимательно поглядывая вперед. Все кругом быстро чернело и утихало, - одни перепела изредка кричали. Небольшая ночная птица, неслышно и низко мчавшаяся на своих мягких крыльях, почти наткнулась на меня и пугливо нырнула в сторону. Я вышел на опушку кустов и побрел по полю межой. Уже я с трудом различал отдаленные предметы; поле неясно белело вокруг; за ним, с каждым мгновением надвигаясь, громадными клубами вздымался угрюмый мрак. Глухо отдавались мои шаги в застывающем воздухе. Побледневшее небо стало опять синеть - но то уже была синева ночи. Звездочки замелькали, зашевелились на нем.

Что я было принял за рощу, оказалось темным и круглым бугром. «Да где же это я?» - повторил я опять вслух, остановился в третий раз и вопросительно посмотрел на свою английскую желто-пегую собаку Дианку, решительно умнейшую изо всех четвероногих тварей. Но умнейшая из четвероногих тварей только повиляла хвостиком, уныло моргнула усталыми глазками и не подала мне никакого дельного совета. Мне стало совестно перед ней, и я отчаянно устремился вперед, словно вдруг догадался, куда следовало идти, обогнул бугор и очутился в неглубокой, кругом распаханной лощине. Странное чувство тотчас овладело мной. Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших, белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания, - и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось. Какой-то зверок слабо и жалобно пискнул между камней. Я поспешил выбраться назад на бугор. До сих пор я все еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам - наудалую… Около получаса шел я так, с трудом переставляя ноги. Казалось, отроду не бывал я в таких пустых местах: нигде не мерцал огонек, не слышалось никакого звука. Один пологий холм сменялся другим, поля бесконечно тянулись за полями, кусты словно вставали вдруг из земли перед самым моим носом. Я все шел и уже собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной.